Многие люди, когда им нужно сосредоточиться и ничего не забыть, составляют списки. Можно сказать, я занят тем же самым. Не вижу в этом ничего предосудительного.
Когда мне нужно о чем-то подумать и принять решение, я пишу.
Пишу красным - на белом.
Любая белая поверхность пленяет меня.
Завораживает своей чистотой, хрупкостью нетронутой целостности, которую так
легко нарушить. Свежевыпавший снег на равнине, лист бумаги, фарфор,
человеческая кожа, - все они одинаково прекрасны.
Правда, белизна слишком уязвима. Одна точка, одна отметина - и все. Равновесие утрачено безвозвратно.
Но зато... взамен может прийти понимание.
* * *
Я не люблю убивать.
Это очень важно. И если бы был кто-то, имеющий
право требовать от меня отчета... и если бы я снизошел до объяснений... я бы
именно так и сказал.
Я не люблю убивать. Я делаю это только по необходимости.
Когда мне нужно что-то получить. Или - подумать и принять решение.
Другие люди для этого составляют списки. Чертят на бумаге бессмысленные схемы. Малюют
рожицы или геометрические узоры.
Не вижу никакой разницы.
Я не люблю убивать, и если бы можно было без этого обойтись - я бы этого не
делал. И я никогда не причиняю боли без нужды.
* * *
Вид белоснежного тела на кушетке вызывает чувство предвкушения и одновременно -
страх. Содрогание творца перед чистым холстом... Можно ли уподобить скальпель -
кисти?
Я подхватываю безвольно свисающую руку, щупаю запястье. Пульс слабый, нитевидный.
Если не подать сейчас газообразную смесь фторотана с закисью азота, моя муза
начнет выходить из-под наркоза минут через пятнадцать. У меня имеется все
необходимое, но сегодня в специальной аппаратуре нет нужды. Через пятнадцать
минут это тело уже само не захочет просыпаться.
Я перенес ее в свою «комнату для медитаций», - было бы неприятно запачкать ковер
или обивку в гостиной. Здесь белоснежный кафель сияет мириадами отражений
флуоресцентных ламп. Мертвенный бестеневой свет.
Когда я поднимаю скальпель, мое лицо на миг отражается в нем. Белые волосы. Губы,
такие же узкие, как это лезвие у меня в руке. Я слегка поворачиваю его, чтобы
поймать отражение глаз...
Хорошо.
Теперь я спокоен. Можно начинать.
Ее рука лежит в моей ладони так нежно, так доверчиво... Я прослеживаю взглядом бег
синих жилок, выделяющиеся костяшки...
Да...
Три надреза, почти молниеносно. По тыльной стороне кисти, от запястья до места
соединения пальцев. Неглубокие. Я лишь надсекаю кожу. Белая рука становится
похожа на диковинный, готовый раскрыться бутон с проглядывающими алыми
лепестками.
Полоски крови набухают медленно, вздуваясь темно-красными рубчиками...
Я роняю ее руку, и кровь начинает течь, паутиной опутывая пальцы.
Я симметрично надрезаю вторую руку. Под первой - уже красная лужица. Рука
отражается в ней, но капли, падающие с мерным, глухим стуком, гонят прочь белую
тень.
Взмах скальпеля... На предплечье вспухают еще три алых рубца.
Мне нравится, когда кровь струится по рукам так тонко, - словно одевает их в
красные кружевные перчатки.
Обхожу кушетку с другой стороны. Для правильных мыслей особенно важна полная симметрия
действий...
Я начинаю делать надрезы меж ребер.
Здесь уже можно входить поглубже. Скальпель рассекает не только кожу, но и мышечную
ткань. Местами проглядывает белизна кости. Стоит двинуться чуть дальше - и
можно добраться до пузырящихся черных дрожащих легочных сгустков...
Но торопиться нельзя.
Кровь стекает на пол с обеих сторон, я уже не могу избегать ее, ступаю по лужам и
оставляю красные следы. На одежду пока ничего не попало, - я не задел артерии,
откуда кровь могла бы хлестнуть фонтаном, - но туфли загублены безвозвратно.
Моя жертва бледна уже до синевы. В раскрытых глазах - застывшая мечтательная
задумчивость, и ни тени боли. Жизнь покидает свое временное пристанище медленно
и без страданий. Как я и обещал.
Время, отведенное на действие наркотика, истекло, но потеря крови настолько велика,
что это уже не имеет значения. Даже если бы сюда сейчас ворвалась бригада
реаниматологов, сомневаюсь, что они сумели бы хоть чем-то помочь.
И внезапно, прежде чем мысль успевает удержать руку...
Резкий замах... сильный, злой удар... и скальпель втыкается в беззащитно открытую
женскую шею. Глубоко, по самую рукоять. От крови ладонь мгновенно становится
скользкой и липкой. Я растерянно вытираю ее о рубашку.
Что на меня нашло?
Нервы?..
От внезапного выброса адреналина меня всего трясет и внезапно становится холодно.
Неверными руками хватаюсь за край кушетки.
Что со мной?
Вдыхаю поглубже. Раз. Другой... Острый, металлический запах крови. И во рту - тоже
вкус крови. И перед глазами - круги.
Я не хотел - вот так. Не понимаю, откуда взялась во мне эта ярость. Я был
спокоен... совершенно спокоен...
Но только не сейчас.
Я смотрю на окровавленное тело, с кожей, изрезанной в алые лоскуты.
Только глаза - такие же пустые и бессмысленные, как при жизни. И тусклые: пересохшая
роговая оболочка больше почти не отражает свет.
Сняв окровавленную рубашку, я накрываю мертвое лицо и иду в душ.
Но теперь я хотя бы знаю причину своей злости.